Рога - Страница 14

Но после того, как дело против Ига развалилось и непосредственная угроза исчезла, родители как-то отошли от него, убрались в свою скорлупу. Они любили Ига и готовы были защищать от обвинения в убийстве всеми доступными способами, но, похоже, были бы рады, если бы он ушел, когда стало окончательно ясно, что тюрьма ему не грозит.

Он прожил у них девять месяцев, но ни на секунду не задумался, когда Гленна предложила ему разделить ее квартплату пополам. После переезда к ней он встречался с родителями, только когда навещал их дома. Они не встречались в городе, чтобы перекусить, сходить в кино или магазин, и они никогда к нему не заходили. Случалось, что Иг, забегая в свой старый дом, узнавал, что отец в отъезде — во Франции на джазовом фестивале или в Лос-Анджелесе работает над саундтреком. Он никогда не знал отцовских планов заранее, и отец никогда не звонил ему сказать, что будет в отъезде.

Иг невинно болтал на крыльце со своей матерью о всякой ерунде. Когда Меррин убили, он как раз собирался ехать работать в Англию, но после того, что случилось, всем этим планам пришел конец. Он говорил матери, что хочет вернуться в университет, что написал заявление в Брауновский и Колумбийский. И он действительно их написал, они лежали на микроволновке в квартире Гленны. Одно из них использовалось в качестве бумажной тарелки для пиццы, а другое было сплошь испятнано коричневыми серпиками от кофейной чашки. Мать охотно ему подыгрывала, одобряя и ободряя, и никогда не задавала неудобных вопросов, вроде когда же его вызовут на собеседование или собирается ли он подыскать себе какую-нибудь работу, чтобы не сидеть без дела до поступления. Ни один из них не хотел нарушать хрупкую иллюзию, что все возвращается в нормальное русло, что у Ига все еще впереди, что его жизнь продолжится.

При своих нерегулярных набегах на дом он чувствовал себя относительно легко только с Верой, своей бабушкой, жившей там же. Он не был уверен даже в том, помнит ли она, что его когда-то арестовывали по подозрению в сексуальном убийстве. По большей части она сидела в инвалидном кресле, операция по замене тазобедренного сустава как-то ей не очень помогла. Иг возил ее прогуляться по усыпанной гравием дорожке через лес к северу от родительского дома, к тому месту, откуда открывался вид на Королевину Кручу — высокий скалистый обрыв, с которого прыгали дельтапланеристы. Теплыми ветреными июльскими днями их набиралось человек пять-шесть; они катались на восходящих потоках, далекие ярко раскрашенные воздушные змеи, носящиеся в воздухе. Когда Иг был со своей бабушкой и они смотрели на дельтапланеристов, бросающих вызов свежему ветру, он почти чувствовал себя тем человеком, которым был до смерти Меррин, человеком со щедрой душой, любившим запах вольного воздуха.

Взъезжая по склону к дому, он сразу увидел Веру во дворе, во всегдашнем инвалидном кресле, с кружкой охлажденного чая на откидном столике. Ее голова свисала под немыслимым углом, она сладко спала, дремала на солнце. Мать Ига находилась где-то рядом — на траве был расстелен помятый плед. Солнце светило в кружку с чаем и превращало ее ободок в сияющий обруч, в серебряный нимб. До невозможности мирная сцена, но как только Иг заглушил машину, его желудок начал протестовать. Это было вроде как в церкви. Теперь ему не хотелось выходить из машины. Он боялся встретиться с людьми, встретиться с которыми приехал.

И все-таки он вышел. Деваться было некуда.

У края проезда был припаркован черный «мерседес» с номерными знаками Аламо. Арендованная машина Терри. Иг предложил встретить его в аэропорту, но Терри сказал, что нет никакого смысла, он прилетает поздно и вообще хочет иметь собственную машину, так что лучше встретиться завтра. Вот Иг и пошел вместо этого с Гленной и в конце концов напился и оказался в одиночестве в старой литейной.

Изо всех членов своего семейства меньше всего Иг боялся встретиться с Терри. В чем бы там Терри ни признавался, какие бы постыдные тайны ни таил, Иг был всегда готов ему простить. Он считал это своим долгом. Может быть, в каком-то смысле он приехал сюда именно для встречи с Терри. Когда Иг был в самой худшей беде, заявления Терри появлялись в газетах ежедневно, заявления, что все это дело против его брата — чистейшая липа, шито белыми нитками, что его брат абсолютно неспособен сделать хоть что-нибудь плохое тому, кого он любит. Иг думал, что если кто-нибудь и может сейчас ему помочь, так это только Терри.

Иг тихо подошел к Вере. Мать оставила ее повернутой лицом к длинному травянистому склону, спускавшемуся к старой бревенчатой ограде внизу холма. Ухо Веры было прижато к плечу, глаза закрыты, она тихо посапывала. От этой мирной картины напряжение немного оставило Ига. Ему не придется с ней беседовать, во всяком случае, не придется слушать о ее тайных, самых жутких порывах. Он смотрел на ее старое морщинистое лицо, ощущая почти болезненную нежность, вспоминая, как они с ней проводили вместе утреннее время за чаем с булочками, намазанными арахисовым маслом, пока по телевизору шла «Верная цена». Ее волосы были собраны на затылке, но кое-где выбивались из-под заколок, так что по щекам рассыпались длинные пряди цвета лунного сияния. Иг ласково взял ее за руку — на мгновение забыв, чем чревато прикосновение.

И тут же узнал, что у нее нет особых трудностей с суставами, но она любит, чтобы ее сюда привозили в кресле и исполняли все ее капризы. Ей было восемьдесят лет, что давало определенные права. Ей особенно нравилось понукать своей дочерью, которая считала, что ее говно не воняет, потому что она достаточно богата, чтобы подтираться двадцатками, понукать женой этого бывшего и мамашей этой пустышки из шоу-бизнеса и растленного сексуального убийцы. И все же Вера считала, что это всяко лучше, чем то, чем была Лидия, грошовая проститутка которой удалось захомутать мелкую знаменитость, имевшую сопливо-сентиментальный уклон. Веру до сих пор удивляло, что ее дочь вернулась после нескольких лет, проведенных в Лас-Вегасе, с мужем и сумочкой, полной кредитных карточек, а не с десятью годами каталажки и неизлечимой венерической болезнью. Вера про себя считала, что Иг прекрасно знал, кем была его мать — грошовой шлюхой, — и что это породило в нем патологическую ненависть к женщинам и стало истинной причиной, почему он изнасиловал и убил Меррин Уильямс. Эти штуки, они всегда фрейдистские. А говоря об этой Уильямсовой девице, та была явной охотницей за богатством, с первого дня крутила жопкой, лишь бы получить обручальное кольцо и деньги Иговой семьи. По мнению Веры, сама Меррин Уильямс в ее коротких юбчонках и туго обтягивающих топах не слишком отличалась от проститутки.