Рога - Страница 20

Иг расслабился. Цезарь сделал тактическую ошибку, тронул девочку, когда она этого не ожидала, и тем ее рассердил, вместо того чтобы очаровать. Отец девочки какое-то время повозился с цепочкой, но затем рассмеялся и потряс головой, потому что ничего не получалось, и она тоже рассмеялась и забрала у него крестик. Ее мать строго на них воззрилась, и тогда девочка и ее отец снова начали петь.

Служба закончилась, и шум голосов возрос, как вода, заполняющая заданный объем, сразу сменив собой присущую церкви тишину. Из школьных предметов Игу всегда лучше давалась математика, и он автоматически думал в терминах емкости, объема, инвариантов и превыше всего абсолютных величин. Позднее это очень пригодилось на логической этике, но это, пожалуй, был единственный выигрыш от его математических талантов.

Ему хотелось поговорить с девочкой, но он не знал, что сказать, и мгновенно упустил свой шанс. Выйдя в проход, она на него взглянула, застенчиво, но улыбаясь, и тут же над ней навис юный Цезарь, что-то ей говоривший. Отец девочки снова вмешался, подтолкнув ее вперед и как-то втиснувшись между ней и юным императором. Отец приветливо улыбнулся мальчику — однако, когда тот заговорил, подтолкнул свою дочку вперед, увеличивая дистанцию между ними. Цезарь этим ничуть не обеспокоился и не попытался заговорить с ней снова, но спокойно кивнул и даже отступил в сторону, позволяя матери девочки и каким-то еще пожилым женщинам — тетушкам? — пройти мимо него. При папаше девочки, подталкивавшем ее вперед, не было никаких шансов с ней заговорить. Иг проводил ее глазами, страстно желая, чтобы она повернулась и махнула ему рукой, но она этого не сделала — конечно же, не сделала. К этому времени проход был забит уходящими прихожанами. Отец Ига положил руку ему на плечо, показывая, что они подождут, пока люди не разойдутся. Иг смотрел, как мимо проходит юный Цезарь. Вместе с ним был его отец мужчина с густыми пшеничными усами, переходившими прямо в бакенбарды, придавая ему сходство с каким-нибудь плохим парнем из вестерна Клинта Иствуда, парнем, который стоит слева от Ли Ван Клифа и будет подстрелен первым же выстрелом в заключительной разборке.

В конце концов людской поток в проходе стал тоненькой струйкой, и отец Ига снял руку с плеча сына, давая ему понять, что теперь они могут идти. Иг встал со своего места и, как обычно, пропустил родителей вперед, чтобы самому идти вместе с Терри. На прощание он взглянул на то место, где сидела девочка, словно она могла снова там появиться, и, когда он это сделал, в глаза ему снова сверкнул золотой зайчик. Иг непроизвольно зажмурился, а затем открыл глаза и подошел к ее месту.

Девочка оставила свой золотой крестик лежащим на скомканной золотой цепочке прямо в квадратике света из окна. Наверное, она положила все это, а потом забыла, когда отец уводил ее от того блондинистого мальчишки. Иг поднял крестик, думая, что он будет холодным, но тот был теплым, восхитительно теплым, как монетка, пролежавшая весь день на солнце.

— Игги! — окликнула его мать. — Так ты идешь?

Иг сомкнул кулак вокруг крестика и цепочки и торопливо пошел по проходу. Было очень важно ее догнать. Она предоставила ему шанс произвести хорошее впечатление, найти потерянную вещь, показать свою наблюдательность и заботливость. Но когда он дошел до двери, ее уже не было. Он лишь на мгновение увидел ее в обшитом деревом микроавтобусе, как раз выворачивавшем на дорогу. Она сидела сзади в компании с одной из тетушек, а ее родители — впереди.

Ну что же, ничего страшного. Будет и следующее воскресенье, и когда Иг вернет ей цепочку, та уже не будет порвана, и будет окончательно понятно, что же говорить, когда он будет представляться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

За три дня до того, как Иг и Меррин встретились впервые, отставной военный моряк, живший на северной стороне Лужи, проснулся как-то утром от оглушительного взрыва. На мгновение, не совсем еще проснувшись, он решил, что снова находится на авианосце «Эйзенхауэр» и кто-то только что запустил противосамолетную ракету. Затем он услышал визг покрышек и хохот. Поднявшись с пола — он свалился с кровати и оцарапал себе бедро, — он откинул занавеску и увидел, как отъезжает чей-то говеный «роудраннер». Его почтовый ящик был сбит взрывом со столбика и валялся теперь на земле. Он дымился и был весь в дырках, словно словил заряд из дробовика.

Тем же днем, но позднее прозвучал еще один взрыв, на свалке за универмагом «Вулворт». Бомба взорвалась с оглушительным грохотом и подкинула клочья горячего мусора в воздух футов на тридцать. Пылающие газеты и упаковочный материал посыпались огненным градом, и несколько припаркованных машин получили повреждения.

В воскресенье, когда Иг почувствовал любовь или, по меньшей мере, похоть к незнакомой девочке, сидевшей через проход от него в церкви Священного Сердца Марии, в Гидеоне произошел еще один взрыв. Так называемая вишенка — петарда со взрывной силой примерно в четверть палочки тринитротолуола — взорвалась в туалете «Макдоналдса» на Харпер-стрит. Она сорвала сиденье, разбила унитаз и бачок, залила водой пол и наполнила мужской туалет жирным черным дымом. Весь персонал и посетители были эвакуированы, пока пожарные не решили, что можно возвращаться. Об этом инциденте было написано в понедельничном номере газеты «Гидеон леджер», в статье, которая заканчивалась просьбой главного пожарного прекратить это хулиганство, пока кто-нибудь не лишился пальцев или глаза.

Взрывы гремели по городу несколько недель. Это началось за пару дней до Четвертого июля и продолжалось и после праздников со все нарастающей частотой. Терренс Перриш и его дружок Эрик Хеннити не были главными виновниками. Они никогда не уничтожали ничью собственность, кроме своей, и были оба слишком молоды, чтобы развлекаться в час ночи взрыванием каких-то почтовых ящиков.