Пустой на две трети квадрат асфальта за зданием пекся под вечерним солнцем. Иг припарковался, взял с заднего сиденья голубую нейлоновую ветровку и вылез наружу. Было слишком жарко для ветровки, но он все равно ее надел. Игу нравилось ощущать лицом и головой солнечный жар, нравилось дрожание воздуха над раскаленным асфальтом. Настоящее блаженство.
Он открыл заднюю дверцу машины и поднял багажник. Монтировка была прикреплена болтами к нижней части металлической панели, но болты сплошь покрылись ржавчиной, отвернуть их не получалось, и было больно рукам. Иг бросил это занятие и взглянул на аварийный набор. Там имелся, в частности, магниевый фальшфейер, трубка, завернутая в красную промасленную бумагу. Иг радостно улыбнулся. Фальшфейер был в сто раз лучше монтировки. Им можно подпалить хорошенькое личико Ли. Может быть, выжечь ему второй глаз — это ничем не хуже, чем просто взять и убить. Да и вообще, Игу больше подходил фальшфейер, чем монтировка. Разве кто-то там не сказал, что огонь — единственный друг дьявола?
Иг пересек раскаленную асфальтовую площадку. Это было лето того самого семнадцатого года, когда саранча выходит совокупляться, и все деревья на парковочной площадке полнились ее неумолчным треском, похожим на звуки работы огромного механического легкого. Этот звук бесцеремонно врывался Игу в голову, звук мигрени, звук безумия, звук просветляющей ярости. Игу вспомнилась фраза из Апокалипсиса: «И из дыма вышла саранча на землю».
Саранча приходит раз в семнадцать лет, чтобы потрахаться и умереть. Ли Турно был жуком-вредителем, ничем не лучше саранчи, а в общем-то, и гораздо хуже. Он успел уже потрахаться и теперь может умереть. Иг охотно ему в этом поспособствует. Пересекая парковочную площадку, он засунул фальшфейер в рукав ветровки и придержал его там правой рукой.
Иг подошел к плексигласовой двери с фамилией нью-гэмпширского конгрессмена. Дверь была с зеркальным покрытием, и он увидел в ней свое отражение: костлявый вспотевший парень в ветровке, застегнутой до горла, вид такой, будто пришел совершить преступление. Не говоря уж про его рога. Их кончики прорвали кожу на висках, обнажившаяся кость покраснела от крови. И даже хуже рогов была его улыбка. Стой он по другую сторону этой двери и увидь себя входящим, он бы тут же позвонил по телефону 911.
Иг толкнул дверь и вошел в воздушнокондиционированную, устланную коврами тишину. Толстый мужик, стриженный под ежик, весело болтал по телефону. Справа от его стола был пульт безопасности, где все посетители проходили через рамку металлодетектора. Полицейский лет за пятьдесят, сидевший за рентгеновским монитором, прилежно жевал жвачку. Плексигласовое окошко позади секретарского стола выходило в маленькую, почти без мебели комнату, с картой Нью-Гэмпшира на стене и еще одним монитором на столике. Второй полицейский, огромный широкоплечий мужик, сидел за складным столиком, согнувшись над какой-то канцелярщиной. Иг не видел его лица, только толстую шею и огромную лысую голову, казавшуюся смутно неприличной. Это почти выбило из Ига последние остатки смелости — эти полицейские и этот металлодетектор. Сразу ожили неприятные воспоминания об аэропорте Логан, и все тело его защипало от выступившего пота. Он не видел Ли уже больше года и не помнил, чтобы ему здесь раньше приходилось сталкиваться с какими-нибудь проверками.
Секретарь сказал в микрофон: «Пока, дорогуша», нажал на столе кнопку и взглянул на Ига. У него было круглое лунообразное лицо, и звали его, наверное, Чет или Чип. Взгляд сквозь очки с квадратными стеклами выражал легкое замешательство.
— Вам что-нибудь нужно? — спросил он у Ига.
— Да. Не могли бы вы…
Но тут Иг обратил внимание на нечто совсем другое: монитор службы безопасности по ту сторону плексигласового окошка. В нем, как в глазке двери, была видна вся приемная: растения в кадках, скромные плюшевые диванчики и сам Иг. Только с монитором явно творилось что-то неладное. Иг все время распадался на две взаимоналоженные фигурки, они на мгновение сливались и вновь расходились; эта часть изображения была мигающей и нестабильной. Главное изображение Ига представляло зрителю бледного изможденного мужчину с трагически редеющими волосами, небольшой бородкой и загнутыми рожками. Но было и другое изображение, темное и безликое, то появлявшееся, то исчезавшее. В этом втором изводе Иг был без рогов. Не такой, как сейчас, а такой, каким он был прежде. Это было как видеть свою собственную душу, пытавшуюся освободиться от демона, ее закабалившего.
Полицейский, сидевший в этой голой, ярко освещенной комнате, тоже заметил происходящее на мониторе, развернулся на своем вращающемся кресле и начал изучать экран. Иг не видел его лица — полицейский сидел достаточно далеко, так что видны были только его ухо и белый блестящий череп, пушечное ядро из кости и кожи, покоившееся на толстенной затычке его шеи. Через какое-то время полицейский вытянул руку и шарахнул кулаком по монитору, пытаясь исправить изображение; шарахнул так сильно, что на мгновение картинка вообще исчезла.
— Сэр? — сказал секретарь.
Иг с трудом оторвал взгляд от монитора.
— Не могли бы вы., не могли бы вы вызвать Ли Турно? Скажите, что пришел Иг Перриш и хочет с ним встретиться.
— Прежде чем пропустить вас, я должен взглянуть на ваши водительские права и отпечатать вам бедж, — сказал секретарь ровным безжизненным голосом, тупо уставившись на рога.
Иг взглянул на рамку металлоискателя и понял, что не пройдет ее с фальшфейером в рукаве.