Рога - Страница 107

К оглавлению

107

Дейл бросил на него вопросительный взгляд, но Иг хранил невозмутимость и больше не сказал ни слова. В конце концов Дейл вяло улыбнулся и сказал:

— Тебе, Иг, нужно было выбрить голову много лет назад. Прекрасно выглядит. Мне и самому когда-то хотелось побриться под ноль, но Хейди говорила, что, если я это сделаю, тут наш брак и закончится. Она даже не разрешила мне выбриться из солидарности с Реган, когда той делали химиотерапию. В некоторых семьях так и поступают — показать, что они все вместе. Но в нашей семье всё не так. — Он нахмурился и спросил: — Чего это мы вдруг об этом? О чем мы с тобой говорили?

— Мы остановились на том, когда вы пошли в колледж.

— Да. Верно. Отец не разрешил мне взять курс теологии, как я хотел, но не мог помешать ходить вольнослушателем. Я помню нашу преподавательницу, черную женщину по фамилии Танди, профессор Танди, так она говорила, что во многих других религиях Сатана — вполне симпатичный парень. Обычно он всякими хитростями заманивает к себе в постель богиню плодородия, и после всяких приключений они дают начало миру. Или урожаю. Чему-нибудь. Его роль состоит в том, чтобы обманывать недостойных, или соблазнять их на погибель, или хотя бы оставлять их без выпивки. Даже христиане не могут толком решить, что с ним делать. Ну вот подумай. Считается, что он и Бог воюют друг с другом. Но если Бог ненавидит грех, а Сатана наказывает грешников, не играют ли они в одной команде? Разве судья и палач не работают на пару? Романтики. Кажется, романтики любили Сатану, не помню уж почему. А может быть, потому, что у него красивая бородка и он был спец по девочкам и умел устроить роскошную пьянку. Ведь правда, романтики любили Сатану?

— «Твой шепот звучит все ближе и ближе, — прошептал Иг. — Скажи мне все то, что мне хочется слышать».

— Нет, не эти романтики, — рассмеялся Дейл.

— Других я не знаю, — сказал Иг.

Он тихо прикрыл дверь и вышел

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Иг сидел на дне дымовой трубы в жарком круге послеполуденного солнца и держал над головой блестящую маммограмму груди Меррин. Ее ткани, подсвеченные сзади августовским небом, были похожи на черное солнце за минуту до вспышки новой звезды, были похожи на День Последний, а небо казалось простой мешковиной. Дьявол обратился к своей Библии, не к Ветхому Завету, не к Новому, а к форзацу, на который он когда-то списал азбуку Морзе из позаимствованной у брата энциклопедии. Еще до того, как расшифровать лежащие в конверте записки, он знал, что это завет особого рода: предсмертный. Предсмертный завет Меррин.

Иг начал с точечек и черточек, нарисованных прямо на конверте. Это была простейшая последовательность: «Иди ты на хрен, Иг».

Он рассмеялся — непристойным судорожным смехом.

Затем Иг вытряхнул из конверта два листа бумаги, густо исписанных с обеих сторон точками и черточками, труд нескольких месяцев, целого лета Иг принялся их расшифровывать, время от времени теребя висевший на шее крестик, крестик Меррин. Он снова надел этот крестик, как только ушел от Дейла, с ним казалось, что она рядом, настолько рядом, что может потрогать пальцами его затылок.

Работа была медленная и кропотливая — переводить точки и черточки в буквы и слова, но Ига это не пугало. Если чего у дьявола в достатке, так это времени.

...

Дорогой Иг!

Пока я жива, ты этого не прочитаешь. Я не уверена, что хочу, чтобы ты это читал даже после моей смерти.

Ух, как же медленно пишется, но меня это, пожалуй, даже не раздражает. Это помогает коротать время, когда я торчу в какой-нибудь приемной, ожидая результатов того или другого анализа. А также заставляет меня писать лишь необходимое и ничего больше.

У меня такой же рак, который убил мою сестру, такой же наследственный. Не буду утомлять тебя генетикой. Он еще на ранней стадии, и я уверена, что, узнай ты, ты бы хотел, чтобы я боролась. Я знаю, что надо бы, но не буду. Я твердо решила не стать такой, как моя сестра. Не ждать, пока я стану уродливой, не делать больно тем, кто меня любит, а это ты, Иг, и мои родители.

В Библии говорится, что самоубийцам уготован ад, но ад — это то, через что прошла моя сестра, когда она умирала. Ты этого не знаешь, но, когда моей сестре поставили диагноз, она была уже обручена. Жених оставил ее за пару месяцев до смерти. Реган совсем его извела. Она хотела знать, через сколько дней после ее похорон он будет трахаться с другими. Она хотела знать, будет ли он использовать ее трагедию, чтобы охмурять девиц. Она была совершенно ужасна, я бы тоже от нее ушла. Мне бы, может, лучше все это пропустить, но я же еще не умею умирать. Я только надеюсь, что Бог изыщет способ сделать мне это быстро, сразу, совершенно неожиданно. Посадить меня в лифт, и чтобы трос оборвался. Двадцать секунд полета, и конец. Может быть, в порядке бонуса я упаду на кого-нибудь мерзкого. На монтера-педофила или вроде того. Это будет нормально.

Я боюсь, что, если сказать тебе про мою болезнь, ты откажешься от своего будущего и предложишь мне выйти за тебя замуж, а я проявлю слабость и скажу «да», и ты будешь ко мне прикован, будешь смотреть, как от меня отрезают по кусочку, как я лысею и усыхаю, проводя тебя через все круги ада, а потом все равно умираю, убивая в процессе все, что было в тебе лучшего. Тебе же, Иг, так хочется верить в доброту мира и доброту людей, а я знаю, что, когда болезнь прижмет меня посильнее, я не смогу быть доброй. Я буду как моя сестра. Во мне это есть, я умею делать людям больно, и мне, возможно, будет себя не сдержать. Я хочу, чтобы тебе запомнилось то хорошее, что было во мне, а не самое ужасное. Людям, которых ты любишь, должно быть позволено держать все худшее про себя.

107